giggling Stories of Vandring Igelkott

Про книги.

Я уже давно ничего толком не читаю и вообще дураком расту.

Родители собираются на этой неделе к нам в гости, мама осторожно спрашивает, какую мне привезти книжку. Я, не обращая внимания на мамины интонации, прошу не беспокоиться и лучше испечь нам яблочный пирог. Мама вздыхает. Ей тяжело смириться с тем, что дочь вдруг такая быдла, хотя желание накормить нас плюшками в итоге побеждает мамину культурную тревожность и порывы нас облагородить.

В связи с чем вспомнила давнюю историю про моё начитанное семейство.


В начале девяностых в Донецке вдруг исчезла колбаса, зато книг было просто завались. Набоков продавался в ассортименте- давали полное собрание, а также нарезали отдельными томами. При этом почему-то остановился хлебозавод и заодно пропал весь сыр. Было в этом что-то символичное в смысле скреп и вообще духовности. Ну не важно.

Так вот мой брат очумело бегал по городу, скупал книги и прятал их в шкаф. Читать выдавал со скандалом под расписку, чтоб не потеряли, не порвали, не подарили, знаю я вас.


Примерно тогда же мама в первый раз собралась в гости в Израиль навестить родственников и посмотреть, как они там вообще (кушают) устроились.

Ехать в поездку без новой книжки для мамы было немыслимо, но шкаф с сокровищами охранял свирепый брат, и мама разработала хитрый план переговоров. В результате подкупа и лести мама урвала себе "гариков" Губермана в бумажном переплёте. Книгу завернули в какую-то шуршащую кальку и взяли с мамы страшную клятву, что будет читать чистыми руками, чихать в сторону, следить не спуская глаз, а в случае теракта ляжет на гариков грудью.

Мама съездила, навестила всех родственников, прижала к сэрцу любимую кузину Юлю, объехала Израиль по всему периметру, объелась хумусом, посетила пару докторов, короче получила полное удовольствие от поездки и вернулась в семью. Настал час подведения итогов и раздачи сувениров. Мама тараторила без остановки, опасливо косясь на брата, который грозно навис над раскрытым чемоданом. Не помню в какой момент в её голосе появились виноватые нотки, а в голосе брата предупредительные раскаты грома. Потом прозвучала такая фраза "и ты понимаешь, Павлуша!... Юлька взяла почитать гариков и так хохотала и невозможно было у неё отобрать и .." и на этом месте бабахнуло.


Брат бегал по квартире, теряя тапки, потрясал руками, рвал на себе волосы и клял судьбу за таких паршивых родственников. Мама расстроенно бегала за братом и предлагала разные (довольно фантастические) варианты вызволения книжки из лап израильского агрессора, а за мамой бегал раздосадованный папа и просил перестать бегать за братом, потому что ну что это за идиотизм вот так бегать по квартире и уговаривать.

Брат возмущённо от всех отбивался, саркастично хохотал, потому что он знал, он знал, вот идиот, кому он поверил, кому доверил, больше никогда в жизни, езжайте теперь в ваши отпуска с журналом Огонёк, а лучше Работница или Советский Экран (демонический хохот), зачем вам вообще читать приличные книжки, и так далее.


Через час все устали и присели отдохнуть, а брат, всё ещё вибрируя от негодования, но уже с гораздо меньшей амплитудой, подскочил к шкафу и произнёс заключительную речь на тему, что он, слава богу, не вчера с нами со всеми познакомился и скажите спасибо, что хоть один человек в этой семье нормален и предусмотрителен. На этой звенящей ноте он, отдуваясь, залез в шкаф и торжественно улыбаясь, вытащил оттуда точно такую же книжку Губермана в бумажном переплёте.

Он их две купил.

Про плов.

Семейные зарисовки.

Семейные зарисовки.